Боль – это просто боль, в ней нет ничего удивительного, захватывающего и пугающего. Бальтазар к боли относился пользовательски – если была ситуация, в которой он её чувствовал, он пытался получить от неё как можно больше. Вспыльчивый, резкий и шумный, он не боялся перелома и жгущего губы костероста, но сейчас сидел в Больничном Крыле, с любопытством разглядывая забинтованную руку. Бинты были серые и пахли терпко и сильно чем-то ядовитым, напоминающим лилии и петрушку. Лилии Пьюси ненавидел, и поэтому с тяжелым вздохом откинулся на подушки, чтобы не чувствовать этот запах. Провел свободной рукой по шероховатой поверхности бинта – чтобы бинт не «порезал» кожу, между указательным и большим пальцем находился тампон.
  Всё это Бальт наблюдал словно бы со стороны. Внешняя оболочка и треволнения, связанные с ней, не значили абсолютно ничего – внутри бушевало отравляющее пламя. Наверно, Пьюси сейчас находился в больничном крыле больше из-за него. Не смотря на распространявшуюся о нем в школе репутацию, не смотря на частые визиты к колдомедикам Хогвартса с ссадинами и разбитыми костяшками – в его планы вовсе не входило кидаться на первого попавшегося человека. А в это ситуации – на виновника того, что он, Бальтазар Пьюси, охотник команды Слизерина, оказался скинут с метлы!
Виновницу.
Он, Бальтазар Пьюси, охотник команды Слизерина, оказался скинут с метлы девчонкой.
Она была рыжая. Точно рыжая. Под солнечным светом, в суматошной мелькании, когда зелёное и красное сливается в один невнятного цвета клубок, и только слышатся сдавленные охи, грохот бладжеров и свист ветра, не сильно-то разберешь имен на квиддичных формах, ровно как и лица. Единственное, что запомнил Пьюси перед падением – хлестнувшие по его лицу волосы. Наверняка одна из этих чёртовых Уизли, чтоб им всем. На метле – как таран имени себя. Надеюсь, Гриффиндору попало за этот приемчик.
Если бы Пьюси был драконом – вокруг него уже было бы пепелище. Выдох, которым юноша оповестил попытку накрыться колючим больничным покрывалом с головой, был злым и сквозь зубы. На выбеленной подушке игрались пламенные блики – то отсвечивала на рыжих волосах горящая на тумбочке лампа. От неровного дыхания вздымалось одеяло, как спина огнедышащего зверя,  а пряди шевелились, как живые.
  Бальт почти не заигрывал с Виктуар, когда та пришла и проверила бинты (поставила компресс на голову, каким-то образом угадав, что она у слизеринца раскалывается – ну не мог же я и ей долбануться?), и за день в лазарете ни раз пытался уснуть. Злость пополам с болью создавала в жилах коктейль вкуснее и питательней энергетических напитков. Слизеринец был горд и сидел на метле с самого малого возраста, как влитой, и тем сильнее злился.
Позор.
Надеюсь, Уорринuтон хорошо зарядил за это бладжером той стерве.
Прислушался, оглянулся осторожно – но соседнее койки, огороженные белыми полотнищами, явно пустовали. Только где-то у самого входа постанывал мальчишка, угодивший в больничное крыло с отравлением.
Был уже вечер. В апреле темнеет почти по-летнему поздно, но становится холодно. Бальтазар, гневно сопящий в подушку, лежал с открытыми глазами и ждал, когда на него снизойдет сон – он ведь должен был победить и боль, и злость, а если сила сна столь ущербна – Пьюси был готов сам постучать к Виктуар в кабинет и попросить подмогу в виде снотворного пополам с обезболивающим.
Но дождался лишь ещё большей головной боли – в ногах его постели замерла высокая рыжая девушка, охотница команды Гриффиндор. Девушка со странным именем Доминик и со столь опостылевшей Шляпе фамилией Уизли.
Пьюси сделал вид, что не заметил её. Хотя это было трудно.

Отредактировано Balthazar Pucey (2012-02-08 14:21:20)